Я не могу не поделиться ❤️
И Ирой, и тем как она пишет, как Чувствует и как умеет передать!…
❤️ Мужчина – это поступки.
Поэтому, пока мы встречались с А. в Ереване, я относилась к нему просто. С интригой и симпатией. Понятно же, дежурная обкатанная программа.
Смотровая площадка с видом на раскинувшийся под ногами Ереван.
Кебаб.
Коньяк в бокале у меня. Кола в стакане у него.
У меня лучший коньяк в мире. По моему мнению. Десятилетний Арарат.
У него – лучшая кола в мире. По его мнению. По американскому рецепту, но на армянской вкусной воде.
Поездка на водопад – куда-то на окраину города. Шумит вода, шумит ветер, город погружен во мрак – перебои с электричеством, и только сноп света в неба – вечный огонь в память о геноциде армян.
А потом мы с девчонками и Робертом уехали из Еревана. Куда-то далеко, в горы. Остановка в Дилижане, памятник со сценой из фильма «Мимино», вкусный обед, кофе в крошечных чашечках, гата, и дальше, выше. Сбоку остался Берд, откуда родом Нарине Абгарян и Манюня. Захотелось перечитать сразу все ее книги. Но мы ехали выше. Еще выше.
Геолокация показывала: «Деревня Енокован».
Яндекс-карты обещали отсутствие дороги.
Но дорога все же была. Грунтовка для внедорожников.
А. написал: «Что-то хочешь? Я соскучился. Приеду!»
Я написала: «Инжир».
Понятное дело, инжир был прикрытием.
А. приехал с инжиром через 2,5 часа.
В Еникаван, где 95% ереванцев не бывали никогда.
Я сразу посмотрела на А. иначе.
Мужчина – это поступки.
***
Я стояла на мостике. Чуть над Енокаваном. Смотрела во все стороны. Пьянела. От того, насколько это все невероятно.
Я будто оказалась внутри фильма, но непонятно, как это все произошло. Потому что самый талантливый художник по декорациям не создаст декорации с таким объемом и размахом. И чтоб с каждой секундой горы менялись, погружались в дымку, меняли очертания. И чтоб небо нависало ниже, и щипало в носу. И отчего-то чтоб слезы стояли в горле. Ну, как отчего-то? От красоты и масштаба. И оттого, что я оказалась здесь и сейчас. Хотя непонятно, за что. Старушек через дорогу я не переводила. Макулатуру не сдавала. Просто жила.
Я попробовала оставить этот момент в вечности. Записала видео о Еноковане.
Видео, конечно, ничего не передает.
…Ты можешь прилететь за тридевять земель.
Ты можешь долго-долго ехать в горы по серпантину, где закладывает уши, а потом подниматься по отчаянной грунтовке, где навигатор пишет: «Дороги нет».
Ты можешь выйти и вдохнуть ошеломительный воздух. Такой, что перехватывает дыхание.
Ты можешь расслышать в тишине стрекотание и пересвист.
Ты можешь смотреть на горы. Долго-долго. И стараться что-то понять про них.
Ты можешь не заметить, как тут, на краю мира, опустятся на землю сумерки. И взойдёт огромная Луна. И к стрекоту цикад добавится лай собак. А ты будешь стоять по-над миром и благодарить его за все это.
Ты можешь.
Я могу.
…Я пыталась рассказать в видео, как это. Каково – когда ты вдруг на краю мира.
Но видео ничего не передает.
Надо дышать этим воздухом. Надо смотреть глазами на эти горы. И слушать эту тишину. И в тишине слышать шелест, шорох, шепот. Звук топора. Эхо в горах. Это все.
А вокруг столько любви. И столько воздуха.
***
Я думаю, это одно из самых невероятных приключений в моей жизни. Момент, когда в деревню, где тишина и вино в бокалах, шурша по гравию в темноте, приезжает машина из Еревана.
В деревню, где заканчиваются дороги. Как в Мурманске рельсы упираются в Кольский залив – все, приехали! - Так и здесь – дорога упирается в обрыв. Точка. Конец навигации. Здесь нет мест в гостницах сегодня ночью. Здесь никого не жду.
Никто никого не ждет. Только я жду. Стою посреди дороги. Жду. И слышу шум гравия далеко-далеко. И он приближается.
Шум приближается. Но медленней, чем я предполагаю.
И я стою посреди мира. В кромешной темноте.
Вокруг звезды. Сбоку Бог. Страхует меня. Как всегда. И вдали фары. И свет приближается. И шепот усиливается.
Машина останавливается.
А в ней инжир. Для меня.
И А. говорит: «О…ел немного. Точнее, не немного».
***
У меня был огромный балкон. Не балкон даже. Веранда. Веранда, на которой можно поселить многодетную семью. Или организовать йога-тур человек на 8 со своими ковриками.
А. выходил курить на балкон ночью. Я говорила: «Рядом – веранда Роберта. Встретишь его – скажи: «Роб, Ира много рассказывает про вас. Барев дзес!»
В комнате Роба хохотали девчонки допоздна, так что встретиться с Робертом у А. не получилось. Кажется, не получилось. Я не спрашивала. А в 6 утра А. уехал. Рабочий день.
Инжир был вкусный.
***
Когда утром мы с девчонками и Робертом пришли на завтрак, официанты уже были с непростыми лицами.
«Можно кофе?» - улыбнувшись, обратилась я к парню с белоснежной улыбкой.
«Don’t speak Russian», - улыбнулся официант.
Я поняла – сирийский армянин. Сбежал сюда от войны в Сирии. Года четыре назад.
Я перешла на английский.
«Coffee, please, - сказала я. И добавила по-английски, – Просто крепкий кофе. Эспрессо».
Минут через десять официант подошел ко мне. Растерянно уточнил: «Sorry. Cappuccino?»
***
В этот день после завтрака у нас был поход по горам. В ущелье. В пещеры. К водопадам. Все то, что я так люблю. Мы шли – и проводник отходил чуть в сторону, чтоб послушать аудио, что ему прислали. И возвращался с никаким лицом. Кажется, в Армении снова война.
А. написал, что пока ехал в Ереван, наполненный Еникаванской тишиной, свободой, горами и замыслом Бога, встретил военную технику, которая поднималась в горы. А потом все больше техники. Все больше.
«Страшно, Ира-джан. Страшно. Мы в офисе, следим за новостями. Я сначала думал – учения. Оказалось, не учения».
***
Я знала, что со мной ничего не случится.
Чувствовала себя в водовороте замысла Бога.
Так было уже, когда мы с детьми оказались в Бангкоке – в эпицентре революции.
На Пангане – во время трехдневного шторма и отсутствия связи с большой землей.
Когда мы вернулись из Египта, а следующий самолет взорвали над Синаем.
Я на ладони Бога. Он всегда со мной.
***
Ничего не оставалось делать.
Просто снять с себя всю одежду и нырнуть в водопад.
Вода ледяная, но что ты еще можешь сделать для себя и для мира? Здесь и сейчас? Только переключить энергию войны на свое, женское. На свободу, любовь и желание остановиться и не воевать.
Мы с девчонками просто сняли с себя одежду и нырнули в водопад.
Проводники ушли курить и смотреть видео.
Видео, которое лучше не смотреть.
А ты визжишь от ледяных брызг водопада. И понимаешь, что ты здесь не случайно. Случайностей не бывает. Ты прямо сейчас поворачиваешь шестеренки вспять.
Все не случайно.
Не случайно рядом Роберт. «Что бы ни случилось, юмор и любовь. Быть в моменте и видеть в нем свет Замысла».
Не случайно позавчера ты познакомилась с Эмилем, сыном Нарине. А вчера вы проехали мимо Берда, жителей которого ты, кажется, знаешь в лицо.
Кажется, ты знаешь в лицо каждого бердского мальчика, который готов сегодня пойти защищать свою страну, зная, что может не вернуться. И знаешь, как жители Берда хотят мира. И вот.
***
«Давай вечером погуляем?» - предложил проводник. Его надо как-то назвать, но он тоже А. Потому лучше открыть карты.
Арман – вот так, с француским флером звали проводника.
Армен – в честь него назвали страну, приехал с инжиром из Еревана.
Я кивнула. Почему не погулять. Арман весь день дарил мне подарки. Протягивал лесную ежевику в ладони. Поил водой из ледяного источника, притаившегося между камнями. Находил под ногами кусочки светящегося на солнце кварца, отчаянно похожего на горный хрусталь.
«Давай погуляем вечером?» - спросил Арман.
Я кивнула. Когда над тобой горы, под тобой ущелье, ты в ладонях Бога, можно и погулять. Тем более, в Енокаване есть такие качели, на которые становишься ногами – и улетаешь в небо. К звездам. Невероятные качели для тех, кто побоялся лететь на зиплайне над пропастью, но оказаться над пропастью все же хотел. Я не побоялась. Я летела. И здесь и там. К звездам. И к себе.
***
Вечером я сидела у костра.
У намоленного костра.
Костер догорал.
Мы провели с девчонками и Робертом невероятный вечер.
Если спросить меня, что самое вкусное было в Армении, я вспомню этот вечер и тот самый шашлык. Под который мне не нужен был коньяк. Я не пила. Не хотела. Хватило эмоций, зиплайна и велкам-дринка после ущелья и водопада.
Мы пели, танцевали, обнимались – и я внутренне горячо благодарила принимающих нас армян за то, что они не приносят гату.
И тут принесли гату.
***
Мы встали в круг и запустили вайб на мир. Мы пели «Включите свет» - пели так, что было понятно – те, кто не поймал наш вайб из водопада, поймают его сейчас.
…Я вас прошу включите свет
Над этой самой лучшей из живых планет!
Включите свет и дайте звук —
Я так хочу увидеть лес упрямых рук.
Мы кормили собак и смотрели на звезды.
…Мы здесь одни,
Другие там,
Но их не видно нам.
Не видно весь
Вселенский мрак.
Пока пусть будет так.
Одна на всех
Плывёт земля.
Нас не знакомят с капитаном корабля.
Лишь иногда,
Как чудеса,
Мы слышим эти голоса.
***
Это был невероятный вечер.
Я ушла в густую темень, чтобы слышать только голоса. И каталась на гигантских качелях над всем миром. И небо опрокидывалось. Вверх-вниз. Вверх-вниз. И мой мир переворачивался в очередной раз. Вверх-вниз. И я знала, что снова все будет хорошо.
А потом я шла в сумерках по тропинке - чтоб побыть одной, вместе с этим миром, наедине.
И в спину мне неслось: «Ира, мы тебя любим».
И сердце ухало с горы вниз.
И оттуда, снизу, доносилось долгое эхо.
Любиииим.
Любиииим.
Любииииим.
А потом, когда все закончилось, я сидела одна у намоленного костра. Сидела на краю мира. На ладонях Бога. У намоленного костра. Под охраной собак.
Было хорошо и спокойно. Это было перерождение.
Я не расстраивалась, что Арман не в сети. Вообще не расстраивалась. Было хорошо здесь и сейчас.
***
Арман не пришел. И это было правильно.
***
А утром Арман написал: «Прости меня, Ира-джан. Срочно вызвали на границу, отвезти нашим парням самое нужное».
Граница совсем близко от Еникавана.
Я все знала и так. Я слышала ночью выстрелы.
***
Как будто надо что-то сказать. Но что тут скажешь.
Через день все стихло.
Армен написал: «Скучаю. Жду, когда вы вернетесь в Ереван. Спасибо, как вы помолились, Ира-джан. Спасибо, я серьезно».
Арман подарил мне на память подкову – на удачу. Кажется, именно за этой подковой я и ехала в Армению. За моей спиной столько, что, кажется, это не Арман мне вручил подкову. Бог мне ее вручил – через Армана. Мол, «Ир, тебе просили передать».
Через неделю, когда я улетала, Армен смотрел на меня, прощаясь, так, будто на календаре 24 апреля. Я сразу вспомнила луч света в ночном ереванском небе.
Я попробовала смягчить краски расставания: «Где ты раздобыл той ночью инжир?» - спросила я. «В супермаркете в Дилижане, - сказал Арман. – Знаешь его?»
Я покачала головой.
Нет. В Дилижане я знала только натертый до золотого блеска нос Фрунзика на памятнике «Мимино».
Арман сказал: «Джан, приезжай. Я знаю еще много мест, где тебе будет хорошо. Будь счастлива и приезжай».
На аватарке в вотсапе Арман оседлал лошадь, вставшую на дыбы. Я не сомневаюсь, что он знает все. И умеет усмирять не только лошадь.
***
Моего жеребца звали Пегас. Крылатый Пегас.
Впереди были просторы, горы, небо. Это была прогулка на лошадях – прямо перед нашим отьездом.
Арман шел впереди.
Слева были заросли ежевики. Черной, тяжелой, сладкой.
По правой стороне дороги навстречу нам шла бабушка. Такая, из рассказов Нарине Абгарян. Которая, кажется, уже лет восемьдесят печёт гату и растит внуков.
Нас было пятеро девчонок, на лошадях.
Остановившись, бабушка принялась не спеша здороваться: «Барев дзес. Барев дзес. Барев дзес.
Барев дзес.
Барев дзес».
Пять раз.
Кажется, в этом вся Армения.
Делай, что должен.
Живи под Солнцем.
Пеки гату.
Расти внуков.
И привечай тех, кто идет тебе навстречу.
Не знаю, почему я это сейчас вспомнила.
***
В аэропорту Звартноц пограничник сначала посмотрел мне в глаза, а потом на красный паспорт.
«Ничего себе, - говорит. - Ты так без акцента сказала "барев дзес", что я подумал, что ты армянка. А у тебя и фамилия русская! Понравилось в Армении? Что здесь делали?»
«Молились о мире», - сказала я.
«Спасибо», - сказал пограничник.
Помолчал. Сверил меня с паспортом. Сделал фото.
И совсем не со служебной интонацией добавил: «Приезжай еще».
«Шнуракалуцюн», - кивнула я.
Такие дела. Армения прекрасна подарками, которые она вручает на каждом шагу. И амур стреляет в сердце на каждом шагу. Ранен, ранен, ранен, убит. Любовь снова все побеждает.
И дарит очередной подарок. И ты снова убит. И армянский амур летает над тобой и хохочет.
А ты просто не знаешь, как отсюда уезжать.
И пусть вот это – «ранен, ранен, ранен, убит» - будет только про амуров и любовь.
***
И вот я в Питере. И отчаянно живу настоящим, где мы все - дети Бога. Нам нечего делить. И мы хотим мира.
Нет времени, нет и расстояния.
Есть ощущение, что вернулся из космоса на землю, но бесполезно об этом говорить землянам. Они с тобой в космос не летали.
Есть твой круг - Савицкая, Терешкова и немного Пахмутова - она дружила с Гагариным, вот с ними и говори.
Вот и говорю. А Арарат 5* в бокале сокращает расстояние в две с половиной тысячи километров. Ненадолго. Но сокращает.
И кажется, все приснилось.
Но А. пишет (и неважно, какой из двух): «Они перестали стрелять, чтоб обменять трупы. Красный крест попросил. Нам тревожно, как будет дальше».
А ты знаешь в лицо каждого мальчика из Берда. А теперь и из Еникована.
И тебе так нужно, чтобы мальчики жили.
Скакали на лошадях по бескрайним равнинам.
Пробирались горными тропами к ручьям.
Приносили вино в высоком пузатом бокале.
Разжигали костер.
Запекали на костре лаваш.
Дарили девочкам подковы.
И жили свою красивую и счастливую жизнь. Данную Богом.
Богом, что стоял на обочине дороги в Еникаване и говорил мне: «С тобой все будет хорошо, Ира-Джан. Все будет хорошо».
